Тут у Сеньки рот открывается так широко, что планшет влезет. Два планшета.

– Ромка, где коммуникатор? Надо звонить немедленно твоему папе! Вот оно, решение! Всё проще простого, как же я сразу не догадался?!

Я коммуникатор достаю, папку набираю. Только он не отвечает почему-то.

– Молчит, – говорю.

– Тогда давай сразу Архидемону звонить!

– Чтобы Архидемону звонить, – отвечаю, – уровень доступа нужен не как у нас с тобой.

Сенька задумывается ещё на секунду, вскакивает с кровати.

– Тогда, – говорит, – пошли!

– Куда пошли?! С ума сошел? Два часа ночи же!

– Да плевать, – отмахивается, – хоть три. Главное быстрее!

Выбрались мы из каюты тихо-тихо, чтобы вдруг мама не услышала и нас не тормознула. И пошли быстро по коридорам, почти побежали. Только минут через десять я сообразил, куда Сенька так разогнался – да к Курёхиной же!

Добрались до каюты, звоним. Дверь Надюшка открывает – сонная, босиком, в трусах и майке. Смотрит на нас, как на два привидения:

– Вы чего, с ума сошли? Знаете хотя бы, времени сколько? А я одна дома, мама на смене, а папа уже неделю из центра управления не вылазит…

Сенька отвечает:

– Знаем, что не вылазит, а главное – знаем почему. И как его из этого центра управления вытащить, тоже догадываемся, только помощь нужна.

Надька только глазёнки вытаращила:

– А какая помощь?

– Самая простая. Хватай коммуникатор и звони папе своему. Только быстрее. Нам с ним переговорить надо.

Курёхина нас в комнату запустила, мы за стол уселись. Она из спальни с коммуникатором возвращается, другой рукой расчёску держит, волосы себе расчёсывает:

– Алло, пап? К нам тут в гости Дымков и Романов пришли, у них что-то случилось, с тобой поговорить хотят…

И протягивает коммуникатор Сеньке. Тот и говорит:

– Георгий Александрович, здравствуйте! Мы с Ромкой придумали, как «Сколопендру» из Области Бета наверх вытащить. И никаких людей засылать вниз не надо. Нет, никаких шуток. Только как нам до вас добраться, нас же из жилого сектора никто не выпустит?

Кладёт коммуникатор на стол.

– Сейчас Георгий Александрович сам за нами придёт.

А потом уже совсем по-взрослому вздыхает:

– Надюш, может, чаю пока заделаешь?

Мы с главным инженером идём вдоль коридора. Говорит в основном Сенька, я только иногда поддакиваю. Немножко даже обидно – вроде идея-то моя. Хотя… Разве важно, чья идея и кто говорит? Важно, чтобы сработало.

– Понимаете, Георгий Александрович, как мы только сразу до этого не додумались? У «Сколопендры» двигатели же кислородно-водородные, и в топливных баках – несколько тонн сжатого водорода! А водород – он же в венерианской атмосфере колоссальной подъемной силой обладает. Один кубометр поднимает 60 килограмм веса! Значит, всё что нужно – это сделать оболочку, наполнить её водородом из баков, и лаборатория сама поднимется в воздух! А дальше просто подцепить её дронами и отбуксировать к нам, сюда!

Главный инженер раздумывает пару секунд:

– Хорошо, а где вы возьмёте оболочку?

– А как лабораторию спускали сверху? У неё же был парашют-крыло из металлоткани, правильно? Он какой огромный! Разве нельзя из него несущую оболочку сделать? У «Сколопендры» же манипуляторами ничуть не хуже, чем руками, можно действовать!

Мы сворачиваем в какой-то коридор направо.

– Снова хорошо. А ты представляешь, под каким давлением водород закачан в баллоны? Думаешь, это просто как взять и открыть водопроводный кран на кухне? Ничего не выйдет у тебя!

– А вот и выйдет! У лаборатории же отсеки герметичные, верно? Нужно просто отделить один отсек от всех остальных и запустить туда венерианский воздух. Он и горячий, и давление у него сотня атмосфер. А водород пускать в оболочку через этот отсек. Углекислота будет работать и как обогреватель, и как газовая пружина одновременно!

Наконец, мы вваливаемся в центр управления. Народу немного – несколько человек сидят за терминалами, ещё несколько вповалку спят на боковых диванчиках. Георгий Александрович с порога громко объявляет:

– Так, Петров, Макеев, Никитин – ко мне в комнату для совещаний! И немедленно вызовите сюда профессора Черсина!

Когда в комнату зашел профессор Черсин, я его сперва вообще даже не узнал. Какой он был, когда на презентации про лабораторию рассказывал – вот совсем не похож. Лицо землистое, худое, уставшее, а глаза красные. Потом неожиданно зашел отец, и тоже садится за стол вместе со всеми.

Сенька встаёт со стула и ещё раз, от начала до конца, рассказывает про наш план. Профессор Черсин делает какие-то отметки у себя в планшете:

– Использовать разгерметизированный отсек в качестве газовой пружины? Да, вполне реально. Нужно только перекрыть коммуникации вот здесь, здесь и вот тут… Организовать сброс водорода из баллонов – вообще пара пустяков. Но вот что нам делать с оболочкой? Как вы собираетесь превращать парашют-крыло в воздушный шар?

– Ну, с верхней частью всё понятно, – отвечает Георгий Александрович. – Там же предохранительные клапаны, да ещё и с дистанционным управлением. Просто наглухо закрываем по команде из центра, вот и все дела. А вот как скрепить нижнюю часть? Там же «юбка» парашюта…

И тогда у меня снова щёлкает в голове. Я просто как глазами вижу.

– Так просто соберите эту «юбку» внизу и зажмите её манипуляторами! Они же у лаборатории какие точные и мощные, помните? А когда оболочка будет надута водородом, станция получится как будто бы руками за низ шарика цепляется, понимаете? Почти как медвежонок в старинном мультфильме!

Сенька смотрит на меня и говорит:

– Не получится. Лаборатория больше двадцати тонн весит, а шарниры манипуляторов на такое не рассчитаны. Оторвутся «лапы» у твоего медвежонка!

И снова в разговор вступает профессор Черсин:

– Нет, юный коллега, не оторвутся! У нас же ещё и стропы есть, вы забыли? Они возьмут на себя большую часть нагрузки, и манипуляторы вполне себе справятся. Надёжность будет, конечно, так себе – но нам и нужно удержать газ всего лишь на несколько часов, пока дроны отбуксируют лабораторию сюда, и мы снова пристыкуем её к станции.

Трёт себе виски пальцами, потом неожиданно спрашивает Георгия Александровича:

– У вас на Венере что, все дети с такими способностями к технике?

Тот улыбается:

– Да нет, дети у нас обыкновенные. Разве что вот эти двое… Светлые головы… Да-да, весьма светлые, но и шило в заднице у каждого тоже огромное. Иногда такое могут отчебучить, что всей станции икается… Но, конечно, не сегодня. Не сегодня!

Мы выходим из комнаты для совещаний. Центр управления оживает, зажигается свет, заходят какие-то новые люди, усаживаются за терминалы, кто-то разговаривает по коммуникатору. Профессор Черсин говорит нам:

– Вы, ребята, отлично нынче поработали, теперь пора и нам, взрослым, в грязь лицом не ударить. Отдохнуть не хотите?

Только тут до меня доходит, что на дворе четвёртый час ночи, и что я смертельно, безудержно хочу спать. И что сейчас засну прямо вот так, стоя. Но тут к нам подходит отец. Кладёт мне руку на плечо, глядит пристально:

– Сынок, ты мне вот только честно скажи. Неужели вы с Сеней всё это придумали только для того, чтобы я не полетел на поверхность?

Я сперва хотел ответить по правде, только сразу понял, что если скажу по правде, то заплачу. Посреди такой толпы народа? Нет уж, фигушки! Поэтому я улыбнулся и сказал:

– Нет, пап. Это мы строго в интересах науки. А ещё – сам понимаешь, оборудование на семьдесят миллиардов рублей на полу не валяется…

Я думал, он засмеётся. А он только головой покачал, взял меня на руки и отнёс на маленький диванчик с краю комнаты. Диванчик маленький и тесный, но мы вдвоём с Сенькой как-то всё-таки на нём уместились, а папа нас одеялом накрыл. И я сразу же уснул, как провалился.

Проснулся я оттого, что кто-то меня за плечо трясёт. Я сперва подумал, что это мама, и что я в каюте у себя.

– Мам, ну пожалуйста, – говорю спросонок, – ну дай ещё поспать немножко!

А мне отвечает совсем не мамин, а чей-то незнакомый голос:

– Просыпайтесь, изобретатели! А то проспите своё изобретение!

Тут я сообразил, что и кровать не моя, и что я в комбез одетый лежу под одеялом. Сел, тру глаза руками. И Сенька тоже.